Я с ужасом понял, что, кажется, мою тушку сейчас будут насиловать! Пока я пытался вывернуться и выкрутиться (нужно было не только за учебниками сидеть, матервестер!), эта дрянь пыхтела надо мной, явно что-то проделывая с лассо.

У неё были короткие тёмные волосы и светло-серые глаза — странное сочетание, которое я отметил почти неосознанно. Крутилась она на мне весьма активно, я под ней извивался тоже… достаточно энергично… И паника, охватившая меня в начале (а кто хочет, чтобы его поимели?!), потихоньку сменялась другими чувствами, которые тоже отвлекали, но… были более приятными.

В пиджаке стало довольно жарко, хотя я обычно мёрз в этих каменных стенах и постоянно использовал обогрев. Кожа начала обострённо реагировать на внешние раздражители… И вообще, на меня обрушилось слишком много лишних впечатлений, и мне это не нравилось.

Потому что единственное, что необходимо было ощущать в такой момент — туго натянутое лассо, с помощью которого именно я должен управлять самкой, — а вот его я и не чувствовал. То есть натяжения — не чувствовал. Того, что это я управляю процессом… Всё было неправильно, не по учебникам, не по ментасрезам, всё было… через задницу!

Татьяна:

— Да прекрати ты вошкаться, недоразумение, а то дам по башке, и будешь изображать девственницу в обмороке…, - обозлилась я, поняв, что наши трепыхания по кровати дальше захвата сознания не идут. То есть захват произошёл, и, по идее, если не торопиться, привязка сама рано или поздно сформируется.

В том-то и дело, что поздно. А мне надо сейчас! Чтобы магёныш шёл за мной, куда нужно, не возникал и уж, тем более, не ябедничал. Вот же пакость!

Нет, не слушает. Или не слышит: глаза, как плошки, круглые, огромные, а в них смятение и что-то ещё. Пахнет страхом, дышит часто. Тьфу ты, начинаю чувствовать себя маньячкой-педофилкой…

Что там чирикал старичок-маговичок? Блин, не мог по-человечески объяснить — до седой бороды дожил, а стеснялся, как подросток! По его словам, мне необязательно заниматься сексом с этим недоделышем в полном смысле этого слова. Точнее, лично МНЕ необязательно, для меня важно подчинить и заставить ощущать то, что я хочу. Действительно, проще всего этого добиться в сексуальном русле: телом своим мы управляем только до определённых пределов, и правильная стимуляция… тьфу ещё раз.

Как я поняла, маги своих «зверушек» в человеческом облике пользуют именно так — в первый раз, в момент привязки, им нужен от жертвы всплеск контролируемых эмоций, поэтому её заставляют кончить. А вот во все следующие разы переживания зверя никого не волнуют, и маг просто получает удовольствие, трахая подчинённое существо.

Весело, но один положительный момент во всём этом есть. Довести магёныша до оргазма… в таком возрасте… мальчишку… да раз плюнуть и без чрезмерных усилий!

Особенно, если придушить слегка, чтобы перестал дрыгаться. Вот, правильно, глазки закатил и обмяк. Можно раздевать. Тьфу ты!

Ромэй:

Нет, я не смирился, матервестер! Я просто затих, прикидывая план дальнейших действий и, заодно, позволяя себя раздеть. Да, именно так, это продуманный тактический ход. Пусть эта странная кошка шипит, кряхтит, ругается на каком-то своём диком оборотневом языке, который я даже не понимаю… Почему в книгах не написано, что дикие оборотни говорят иначе, чем домашние? Хотя это логично…

Девчонка с третьей попытки сумела расстегнуть мой пиджак — там хитрая система пуговиц, я весь первый курс мучался. Потом принялась за рубашку… Когда её руки дотрагивались до меня, пусть и через тонкую ткань, у меня внутри сначала вспыхивало что-то, потом обмирало и вновь загоралось. Но я стоически терпел, закрыв глаза… Один раз я попытался их открыть, но встретился с её рассеянно-блуждающим взглядом и тут же снова зажмурился. Нет, надо сообразить, как быстро вывернуться и рвануть к двери… Да, обязательно нужно освободиться… Вот теперь, например, пока с меня штаны стягивают. И… в одних трусах? Со стояком? В коридор? Мало мне насмешек насчёт «дикого оборотня»? А если она меня сейчас по-настоящему изнасилует?

— Пусти! Выпусти меня немедленно! — и камень для экстренного вызова наблюдающего у меня в кармане пиджака остался… Я должен был тотчас его хватать, а не к двери дёргаться. Необходимо было, ещё когда она в энтакату обернулась, не ворон считать, а взрослых вызывать… Взрослых магов. Сразу же было понятно, что кошка необычная.

Так, а как мне до одежды-то добраться? Вот же я идиот, матервестер!

— Помогите! Насилуют!

Татьяна:

Слушайте, ну это что-то! Я никогда не думала, что маньякам-насильникам надо ставить памятник за трудовые подвиги.

Да я упарилась эту тушку раздевать! И это он ещё притих и сделал вид, что его тут нет. А если бы брыкался?!

Ну вот, сглазила.

Едва портки ему до колен спустила, матерясь и про себя, и вслух, потому что сначала с этой его сутаной, а потом со штанами пришлось ворочать магёныша с боку на бок. Я сильная, как любой оборотень, но он же весит, будто хороший лось! Кости у него железные, что ли, потому что больше в этом тельце ничего нет, — одни мослы!

Только справилась, этот засранец ожил и попытался сигануть на волю. Конечно, стреноженный брюками у колен и вовремя пойманный, далеко не ускакал, но я рассвирепела окончательно.

— Куда?! А ну, лежи смирно! — толкнула, заломила руку за спину, прижала к кровати и от злости одним движением содрала с него труселя. Широкие и просторные, как старинные семейники. Кажется, немного порвала, но мне пофиг. И звонко, с оттяжкой, припечатала лапой… то есть рукой пару раз по голой тощей заднице. Может и больше шлепков отвесила, не считала, но аж на душе полегчало.

— Не нравится? А как сам меня собирался трахнуть и в рабство, это нормально? Не трепыхайся, придурок!

Любопытно, что дёрнулся магёныш не к двери, а к брошенному на стул пиджаку. Я на всякий случай, поймав момент, когда моё недоразумение затихло, отбросила это одеяние подальше, в угол.

На вопли я внимания не обращала, ведь раз мне не слышно соседей — а за нами точно поднимались остальные «владельцы» оборотней — значит, и они нами не заинтересуются. Вот и ладушки. Но орёт он очень громко и противно, бедные мои ушки…

— Видел? — показываю ему первую попавшуюся тряпку и скручиваю её в плотный комок. — Или сам заткнёшься, или я тебя заглушу. По самые гланды.

Ну вот, лежит, глаза вытаращил и сверкает ими. Тощий, глянуть страшно — сразу тянет плакать и кормить. Узник концлагеря, буйный от недоедания. Даже злость как-то проходит.

Угу, блин, узник-узником, а стояк — мама не горюй! И ни разу не тощий в этом месте… не знаю, то ли ржать, то ли присвистнуть с уважением.

Ромэй:

Нет, как с женщинами обращаться я лет с пятнадцати знаю не понаслышке, опыт имеется. И не один раз даже! Но вот чтобы со мной так… Матервестер! До слёз обидно…

Девчонка… Сильнее меня! Мой собственный оборотень! Насилует… меня! И я ничего сделать не могу, даже выскользнуть из-под неё!

А уж когда она меня по заднице стукнула, вообще дар речи от возмущения потерял. И только он снова ко мне вернулся, эта… кошка драная! Стала угрожать закрыть мне рот моими же трусами… Ух, как я на неё посмотрел! Гордо, с вызовом, как положено настоящему магу… несмотря на… отдельные не очень приятные (или очень приятные?) моменты.

И член у меня стоит тоже гордо и с вызовом. Лежать спокойно все сложнее, потому что зудит всё тело… Каждая нервная клеточка… Планов в голове уже нет, освободиться не пытаюсь, к пиджаку даже не рыпаюсь — бесполезно. Лежу перед ней голый, а она смотрит… Исследует… Губы кусает и глаза щурит… Словно я подопытный зверёк какой-то!

Вот рядом на кровать присела, и я кожей ощутил её бедро под диковинной тканью. Сама она раздеваться не стала, так что я могу поизучать её одежду. Заодно успокоюсь. Лежу, молчу, пытаюсь понять, из чего её брюки сшиты. Куртка у неё тоже из необычной ткани, похожей на наши дождевики, но немного другой. Она её ещё в самом начале скинула и сейчас сидит только в белой рубашке в обтяжку, без пуговиц и с короткими рукавами. Совсем в обтяжку. Так что грудь видно… Большую такую грудь, заметную.